Московский душегуб - Страница 90

– Целкость замечательная, – одобрил Фомкин. – Что вы хотите узнать, мадам?

– Кто ты? На кого работаешь? Живо! Времени у тебя осталось с гулькин нос.

Усилием воли Фомкин изобразил на лице затравленность:

– Не совсем понимаю… Я обыкновенный гинеколог… Петруша пригласил для консультации. Цветы для вас… Разрешите преподнести?..

Вторая пуля цвиркнула над его головой, опалив темя. Дамочка была нервная.

– Смотри сюда, – показала на стену. – Видишь кнопку? Если нажму, через секунду ворвутся головорезы. На кусочки распилят. Пожалеешь, что от пули не подох. Понял меня?

– Конечно, понял. Но что я должен сделать, чтобы избежать страшной участи?

– Ладно, пока замри… – Все у Маши было под рукой, и телефонная трубка тоже. Не спуская глаз с Фомкина, накрутила номер, он не углядел какой. Заговорила, не назвав собеседника по имени. Классный оперативный кадр.

– ..Да, да… Явился Петрутин знакомец, я вам сообщала. Петрушу сразу завалил… Да, понимаю… – Слушала она довольно долго, попутно развлекаясь тем, что прицеливалась Фомкину то в лоб, то в глаз, то в живот.

Мало того что нервная, она была еще и озорная. Фомкин вынул розы из целлофана и сделал Маше знак: нельзя ли, дескать, поставить в вазочку? – на что она скорчила такую гримасу, от которой, вероятно, бедный Петруша и приходил в половой экстаз.

– Поняла, все поняла, – сказала она в трубку. – Хорошо, перезвоню попозже…

– Ну вот, голубок! – положив трубку, воззрилась на Фомкина, как ему показалось, с сочувствием. – Маленький шанс у тебя появился отсюда выбраться. Крохотный такой шансик. Но соображать должен очень быстро.

– Постараюсь, – ответил Фомкин. – Единственно, чтобы вам угодить.

– Как собирался кончить старика? Неужели голыми руками?

– Какого старика? Петрушиного хозяина?

– Не дури, парень. Соображай. Или я тебя сейчас кокну, или уберешь старика, а я прикрою. Ну что?!

– В жизни пальцем никого не тронул. Профессия у меня миролюбивая, гинекологическая… Да зачем кого-то убивать? Вам-то зачем? – В задумчивости Фомкин потянулся к нагрудному карману.

– Руки!

– Платок хотел достать, – пояснил Фомкин, спустя руку обратно на колено.

– Болван ты, гинеколог! На что рассчитывал? Елизар парно ходит, ищейку вперед пускает. Или ты камикадзе?

– Мадам, мне страшно!

– Ничего, вдвоем справимся. Справимся, не дрожи.

Я открою дверь, и ты его завалишь. Согласен?

– Нет, – сказал Фомкин гордо, – Я его убью, потом меня убьют. Резона нет подставляться. Так бизнес не делают.

– Замычал теленочек. На кого же все-таки работаешь? Теперь-то чего темнишь?

– К Петруше я пришел, с вами познакомиться. Цветы принес. Между прочим, сорок штук отстегнул.

– И где же Петруша? Чем ты его саданул?

Фомкин и сам чувствовал в своей версии некоторую неувязку, как раз заключавшуюся в таинственном отсутствии Петруши, но это его не волновало. Он видел, что женщина чуть-чуть расслабилась, и лихорадочно прикидывал, как до нее добраться. Но тщетная, видно, была надежда: не на ту напал.

– Вы упомянули про какой-то шанс. Шутили, наверное?

– Скажи, кто послал, будет шанс.

– Если вы за Петрушу переживаете, так он в магазин побежал. Конфет прикупить к чаю.

Маша хотела засмеяться, но, похоже, не умела этого делать, вместо смеха зашлась в каком-то визгливом кудахтанье.

– Господи, и таких уродцев посылают на крупняка, – передразнила она. – За конфетами побежал! Да с него за одно то, что тебя впустил, шкуру живьем спустят. Эх вы, вояки! Вам бы с Петрушей телок у метро снимать, а туда же, лезете в пекло… Ладно, вот твой шанс. Замочишь пахана, чердаком уйдешь. Дам ключ. Там пожарная лесенка…

– Спасибо! А у лесенки мужик с топором, да?

– Поторгуйся, поторгуйся… Минут десять есть в запасе.

– Чем же я его оглоушу? Кулаком, что ли?

Маша свесила ноги на пол: огромные груди колыхнулись, как белые волны. Слов нет, чертовски соблазнительна.

– А как сам намеревался? Задушить?

– Не надо, Маша. Вы же правильно сказали: куда мне замахиваться на пахана.

– Как раз скороспелки всегда и шустрят не по уму… – Достала из ящичка тумбочки миниатюрный – с ладонь – дамский пистолетик. – Значит, так. Слушай внимательно. Я открою, впущу Елизара. Ты стоишь сбоку, у вешалки, покажу где. Одна пуля в стволе. Как войдет, приставишь дуло к уху, и – опля! Сможешь?

– Вы же говорили, он не один?

– Если я открою, охрана не сунется.

– Ага, останется снаружи. Как же я попаду на чердак? С дыркой в калгане?

– Ну ты и зануда, голубок!

– Какой же я зануда? Обыкновенный советский гинеколог, которому помирать неохота.

* * *

В машине Башлыков снял наушники, положил на сиденье, обернулся к Людмиле Васильевне:

– Пора, матушка!

Людмила Васильевна погляделась в зеркальце, нервным движением поправила прическу.

Капитан Треух, из давних, еще по Никарагуа, соратников, включил зажигание, ждал. Надежный был напарник, вышколенный, сосредоточенный, ему не надо было каждый раз напоминать, в какую сторону двигаться. Башлыков спросил женщину:

– Не боишься?

– Еще как, Гриша!

– Ничего, поначалу все боятся. Вспомни, как девушкой была.

– Это когда было!

Башлыков сказал в микрофон:

– Внимание! Готовность – ноль. Будем Колю выручать. Пошли, ребята.

Пять легковых машин, расположенных примерно в трехкилометровом периметре, одновременно тронулись с места и заняли исходные позиции, припарковались каждая в отведенной ей точке. Из машин посыпались крепкие, подбористые мужички в одинаковой униформе – плотные джинсы и спортивные широкие куртки, под которыми незаметно можно было пронести хоть базуку. У некоторых в руках объемистые сумки со штурмовым снаряжением. Если бы досужий наблюдатель разглядывал картину своеобразного десанта сверху, с вертолета, то увидел бы, что переулок схвачен в тесные клещи, свободным остался только въезд со стороны набережной, откуда должна была появиться кавалькада Благовестова. В тихий сумеречный час прохожих в этом элитарном закоулке почти не было.